Я говорю себе заткнуться, когда хочется поговорить

– “Заткнись, закрой рот!” Вот так он кричал сегодня на игрушку, – сообщила мне няня и посмотрела со значением.
– А, это он третью серию “Гарри Поттера” со мной посмотрел, – тут же ответила я. – Там Гарри на тетю так кричит, очень эмоционально.
– А, ну да, – ответила няня. “А с виду такие приличные” – читалось в ее осуждающем взгляде.

Милый крошка еще пару недель тряс игрушечного кота и требовал, чтобы тот заткнулся. Потом посмотрел “Буратино” и переключился на “где деньги, я тебя спрашиваю!”. Думаю, имидж нашей семьи в тот момент был окончательно разрушен. Но это совсем не интересно. Интересно то, что я все чаще и чаще кричу себе мысленно “заткнись, закрой рот”, хотя у нас дома никто так не разговаривает.

Я всегда была остра и бездумно быстра на язык. Это была часть моей боевой подготовки в детстве – единственный одобряемый и разрешенный способ защититься. Когда я обнаружила Интернет, радости моей не было предела – я могла быть быстра и остра без всяких границ. Я писала эссе и статьи без оглядки на какие-то там чужие чувства, билась с несогласными насмерть, и не чуяла ни берегов, ни опасности. Потом я завела блог, и первые годы “это была славная битва”.

Меня не парил ни мой образ, ни что люди подумают. Я не взвешивала и не думала – а надо ли ЭТО вываливать в Интернет – я вываливала по первому импульсу.

Сейчас я постоянно молча кричу себе заткнуться, и почти каждый раз слышу себя и затыкаюсь. Это хорошо, потому что я не пишу о том, что съела, как на меня посмотрел незнакомец и кто в Интернете сегодня не прав. В этой информации нет никакой ценности, я могу переварить это наедине с собой. У меня в голове полно голосов, с которыми можно отлично поболтать о несовершенстве мира, спасибо большое.

Но иногда есть что-то важное. О чем хочется поговорить. Что хочется подумать вслух, об кого-то еще. И я кричу себе заткнуться еще сильнее. Потому что я знаю – хуже будет. У меня больше нет ресурсов делать это в соцсетях. Я не чувствую в себе сил и запала встречаться с безумцами в комментариях. Я могла бы не отвечать – но не смогу развидеть, понимаете? И чтобы даже не видеть – я не начинаю. Еще я больше не чувствую себя в безопасности, говоря словами через рот то, что думаю. И молчу еще и поэтому.

Иногда мне кажется, что есть безобидные вещи, о которых иметь мнение не больно. И я пишу в блог об этом – чувствуя себя в своем праве. Ну вот рецензия на купленную книгу – что может быть безопаснее? Моя площадка, моя территория, мои правила – пока я в рамках закона, никто не может заставить меня перестать, верно? Или нет?

Такое ощущение, что нет – люди любят прийти ко мне в блог и сказать мне о том, как я ужасна, какое дерьмо написала и как я вообще не поняла книгу. Если я защищаю свои границы, то стандартно слышу в ответ, что “раз критики не любишь, нечего вообще писать”.  Знаете, критика – это то, что пишу я в блоге о книгах. Я обосновываю свою точку зрения и не оцениваю личность автора. Больше того – я не иду сообщить автору о том, что я о его творении думаю. Я могу быть права или не очень. Но это мое святое право – написать, пусть даже ошибочную, рецензию. Это непрофессиональная любительская литературная критика.

Прийти ко мне и сказать, что я агрессивная злобная дура, не любящая критики – не критика. Сообщить мне, что я могу или не могу писать – не критика. Возмутиться тем, что я не рада хамским комментариям – не конструктивно.

Что за бред вообще о “критики не любишь”. А кто ее любит? Вот вы любите? Едите ложкой, причмокивая, и благодарите каждого, кто три дня шел по тундре, чтобы вас обозвать пообиднее? С чего люди решили, что любой мерзкий комментарий должен смиренно приниматься? Откуда взялась идея, что непрошенную критику обязательно выслушают? И примут к сведению?

Я все знаю про “ну это же люди”, “нет ну а что ты хотела – это Интернет”, и “не можешь это терпеть – не пиши”. Но у меня все равно не укладывается в голове, почему “писать” автоматом обозначает приглашение для любого принести какашку в ладошке. Почему одно идет в связке с другим. И почему если я не согласна на эту какашку, то мне и писать больше нельзя. Почему, работая над текстом, я должна держать в голове тех людей, которые, возможно, захотят принести мне какашку.

Я все знаю про “не должна”. Могу не отвечать, удалять, банить. Я не могу развидеть, если прочитала. Не могу не реагировать – пусть даже молча. Каждый раз, когда в дурдоме выпускной, и ко мне кто-то приходит, я неделями не могу развидеть.

Подумаешь, какая нежная выискалась. Какая есть. Я так складываю слова в тексты потому, что нежная. Как будто весь мир у меня ворочается под кожей, и я чувствую каждый угол, неровность и движение. Меня все задевает, тревожит и трогает. Это моя суперсила. Была бы не нежная, так бы не писала.

Я даже не знаю, зачем я сегодня об этом. Хороших комментариев в разы больше, чем плохих. Наверное, очень хочется, чтобы пожалели.