12 подарков от 12 жилеток

Я не шью уже очень давно. Примерно с тех пор, как смогла заработать себе на джинсы и куртки. Это побочный эффект тех времен, когда шитье было не развлечением, а необходимостью. Хочешь штаны – сшей штаны. Нужна юбка – сшей юбку. Не можешь сшить пиджак – живи без пиджака. Курсы кройки. Годы шитья на старенькой машинке Подольского завода, сотни человекочасов обметывания всех краев вручную, швом “замочек”. Километры кальки для выкроек из журнала “Бурда”.

Шитье догнало меня там, откуда не ждали – в школе. Детям к выступлению нужны были костюмы, все неохваченные мамы отказались по причине “безрукости”. Я попыталась ускользнуть в игольное ушко, отмазываясь отсутствием машинки, но не вышло – мне на время подогнали машинку и 12 раскроенных жилеток, которые нужно было оперативно сшить и украсить искусственным мехом. Я вполглаза смотрела индийское кино для фона и шила. Ум работал в это время сам по себе, обдумывая простые мысли, до которых как-то мозги раньше не доходили – повода не было.

1. Руки помнят. Это самое большое открытие – после стольких лет “простоя” я помню, как заставить швейную машинку работать, какие ручные швы подходят для конкретных задач, как сметать детали.
2. За долгие годы бездействия с шитья облетела вся шелуха и сильные эмоции – весь гнев на бедность, на немодную одежду, на отсутствие возможностей.
3. Работа иглой оказалась умиротворяющей и медитативной.
4. Поскольку сильных эмоций в шитье больше нет, ничто не заглушает внутренние голоса в голове. Самый громкий это мамин голос. Он всегда говорит – делай на отлично, или никак. Пришила криво – отпори и переделай. Повторяй, пока не получится.
5. Бабушкин голос говорит, что сама она “безрукая”, но что все я должна делать все идеально.
6. Тише всех звучит голос прабабки, которую я не застала в живых, и которая выжила в войну только потому, что у нее была машинка и она шила на заказ. Она  всему научилась сама – распарывала старые вещи, делала из них выкройки для новых. У нее была машинка с прямой строчкой, и она умела обметывать на ней края зигзагом – после каждого стежка немного поворачивая ткань. Я видела ее вещи с такими краями, их не отличить от сделанных нормальным зигзагом. Она все делала идеально.
7. Во втором часу ночи мне приходилось вступать с этими голосами в схватку на тему “вам ехать или шашечки?”. Потому что вопрос стоял – или закончить в срок, или сделать все безупречно.
8. Голоса в голове настаивали, чтобы после выступления 1 декабря я забрала жилетки обратно и все переделала.  Я соврала им и сказала, что именно так и поступлю. Меня научил этому мой первый психотерапевт целую жизнь назад – иногда соврать ради самосохранения можно и нужно.
9. В какой-то момент я поняла, что могу справляться с этими голосами, требующими идеальности, причем могу уже какое-то время. Скажем, голосу, знающему, как нужно кроить юбки в клетку (чтобы в швах все клетки идеально сходились, иначе все пропало, непрофессионализм, сжечь), я год назад купила юбку-полуклеш из шотландки. Сомневалась, брать или нет, пока не заметила в примерочной, что в одном боковом шве клетки сходятся как надо, а в другом не сходятся. Я взяла ее нарочно, и заставляла себя носить эту юбку до тех пор, пока голос не привык и не угомонился.
10. Вдруг подумала, что больше не злюсь на голоса, даже если они говорят – из-за одной кривой петли распусти половину свитера, иначе свитер не считается. Я просто распускаю. Это как медитация – распустила петли, связала новые. Вспомнила, как однажды 8 раз отпарывала и пришивала к брюкам пояс, чтобы он не топорщился. Рядом сидела подруга, которая на восьмой раз сказала, что оставила бы все как есть уже со второй попытки –  ведь под свитером пояса все равно не видно! Я тогда очень удивилась, потому что даже не заметила, сколько раз переделала.
11. Благодаря этим голосам я нахожу в рабочих документах пробелы перед запятой, несогласование времен и падежей или неправильные окончания. Это из-за них я могу резать и перекраивать свои тексты до тех пор, пока не получится, и не отношусь к ним, как к нетленке.
12. Да, голоса хотели как лучше (идеально), и требовали от меня этого всю жизнь, как могли. Наверняка есть другие способы добиваться от детей аккуратности, внимания к деталям и качеству проекта, которые не оставляют после себя руины человека-перфекциониста. Но, пусть маршрутом в Париж через Мамадыш, голоса довели меня до того момента, когда я безжалостно режу и крушу свою работу, если нужно сделать ее лучше.

На этом я могу оставить их, эти голоса. Или врать им, когда сочту нужным. И позволить себе роскошь неидеальности. Я выросла из них. Это произошло в фоновом режиме, и без 12 детских жилеток, наверное, так и не уложилось бы в голове.