photo by my friend
Я не занималась йогой и не медитировала в явном виде с тех пор, как уехала из Москвы. Решение оставить коврик дома оказалось в корне ошибочным – в Барселоне в квартире было адски холодно, и мраморный пол вызывал только колики ужаса. Сегодня я первый день в Лозанне, тут теплый паркет, но я почему-то старательно увиливаю. Больше трех дней пропуска, все пропало, придется начинать заново.
Решение не читать почту в поездке было совершенно верным. Мозг встал на паузу и я не думаю о своей овощно-зомбийной реальности, совсем. Я очень боялась ехать в Барселону после 20 лет мечтаний и ожиданий – боялась, что детские впечатления будут разрушены и обесценены.
Но Барселона все там же, и Гауди все тот же, и куски сердца, оставленные в Саграда Фамилиа пару десятков лет назад, все так же истекают восторженной кровью. Я не медитировала в явном виде – чтобы сесть и начать дышать. Но я все равно засчитываю эти дни как медитацию, потому что созерцание игры света, прошедшего через витражи, оно считается.
Если бы я была религиозна, я бы впала там в блаженный экстаз. Но я не, и поэтому я просто впала. Это состояние, в котором я всерьез опасаюсь, что я небуйная тихопомешанная, потому что я чувствую здание или предмет искусства, как живое существо, ощущаю биение его сердца, его дыхание, и оно пронизывает меня насквозь. В такие моменты у меня нет сомнений в том, что Бог есть, и он здесь, и он видит всех нас, и меня, вот прямо сейчас, и Гауди обрел жизнь вечную, и все еще здесь, и точно знает, что его проект не заморожен и не остановлен после того, как великий мастер умер. Есть мнение, что я просто персона истеричного типа, но мне плевать.
В последний раз такое острое ощущение присутствия Бога я испытала в мае в Нью-Йорке. Я зашла в какой-то огромный католический собор (я настолько балда, что даже не запомнила названия), и он был огромен, и прекрасен, и меня просто вывернуло наизнанку за какие-то три минуты. В этот раз с меня содрало кожу в Саграда Фамилиа, и у меня просто не было сил иди осматривать какие-то еще достопримечательности, потому что это был бы уже перебор.
Поэтому мы с подругой пошли к морю, и я разулась и полезла в воду, потому что совершенно необходимо был помочить ноги. У меня почти нет фотографий из этой поездки – зачем они? Плохих фоточек всемирно известных мест миллионы, и нет смысла тратить переживание и момент на то, чтобы законсервировать его ‘на когда-нибудь потом’, вместо того, чтобы просто его прожить.
Вчера мы прилетели в Лозанну. Летать после упавшего в Казани самолета страшно, и в голове крутится, как арбуз в мясорубке, ‘this is not my day to die’. Здесь чудесно, и ветер, и озеро видно отовсюду, и приходится все время идти вверх. Пока мои друзья на работе, я гуляю одна, с фотоаппаратом, и да, делаю много плохих снимков, и это для меня не попытка остановить мгновение или сделать искусство, это тоже сродни практике, как письмо.
Немного побыть одной, молча, и побыть с друзьями, которые ничего не знают о моей зомбиработе, оказалось совершенно целительно для психического здоровья. Сегодня я застряла у памятника Вильгельму Теллю, аккурат перед закатом, поэтому осталась, чтобы дождаться захода солнца и увидеть, как изменится цвет озера. Оказалось, внутренняя макака прекрасно замолкает в такие моменты, и в голове остается одна только натянутая веревочка, которая держит уши, и внутреннее спокойствие приходит безо всякой натуги и четок. Поэтому все это я тоже засчитываю как медитацию, а кто считает это читерством, тому в глаз.
