Рассказ: Пока часы 12 бьют

«Дорогой Дед Мороз!» – писала Юлька. – «Я весь этот год была хорошей девочкой, поэтому прошу тебя об одном – сделай меня, пожалуйста, бесплодной. В этом году я истратила 4 свои законные попытки на естественное оплодотворение, и в декабре истрачу последнюю. Ты знаешь, дедушка, как это мерзко, приходить в день овуляции на оплодотворение? Ты заходишь в полутемную комнату, там тебя ждет незнакомый мужчина. Он обычно симпатичный и хорошо пахнет, и ты пытаешься расслабиться, но ничего не получается. И ты смотришь в потолок и просто ждешь, когда все кончится. Хотя о чем я? Ты-то, конечно, не можешь об этом знать. Ты же Дед Мороз. Я не забеременею в декабре, дедушка, потому что обязательно приму таблетку после пятой попытки. А в следующем году они заберут меня в больницу и будут оплодотворять насильно. Я не хочу, дедушка. Я не могу родить им ребенка. Пожалуйста, просто сделай меня бесплодной. Я всегда верила в тебя и всегда хорошо себя вела.
Твоя Юля Петрова, 23 года, Москва»

Юлька перечитала письмо и нажала «отправить». Официальный сайт Деда Мороза замигал огоньками, на экране закружились снежинки. Юлька, конечно, понимала, что никакого Деда Мороза не существует, и письмо написала уже просто от отчаяния. Шла вторая неделя декабрьского цикла, и через несколько дней ей предстояло снова проходить через отвратительную процедуру государственного оплодотворения.

Все прошлые попытки провалились – Юлька позаботилась об этом. Она сама выросла в государственных яслях, саду и интернате. Все общее, все всегда на виду. Все ходят строем. Никаких там объятий, личных отношений с воспитательницами. Поэтому Юлька никак не хотела исполнять свой долг перед страной и дарить ей трех здоровых малышей. Все девочки из ее потока уже родили по одному, а то и по два ребенка. Светка, та вообще не могла дождаться разрешенных законом 20 лет, и в 17 сбежала из интерната на неделю. Вернулась довольная. Конечно, беременная. Ее даже не наказали. Рвение приветствовалось.

Юлька же, сколько себя помнила, с отвращением смотрела запись обращения депутата Синевой, которая спасла Россию из демографической ямы. Ее историческая речь в Госдуме, после которой депутаты единогласно проголосовали за обязательное рождение троих детей каждой женщиной старше 20 лет, все воспитанницы знали наизусть.

Юльке казалось, что этот закон – чистое сумасшествие. Она помалкивала. Доносы приветствовались так же, как и рвение. Юлька была способная к танцам и ей разрешили учиться в балетном училище. Балеринам было послабление на рождение детей. Но только солисткам. Юлька продержалась до 22 лет. Дольше мало кому удавалось – потом наступала пора исполнять свой долг. А после трех беременностей подряд поди-ка попляши… 11 месяцев и 23 дня назад ее вызвали к директору театра.

– Юля, мне очень жаль, – сказал директор, глядя мимо нее. – На меня давят сверху.
– Но я же… – сказала Юлька.
– Я знаю, Юля, все знаю. Возьми паузу. Роди одного. Восстановись, и верну тебя в труппу, обещаю.

Юлька кивнула. Она не знала никого, кто бы родил одного и вернулся. Она молча вышла. У девочек из балетного училища всегда были и другие варианты. Фиктивный брак она уже почти упустила – те, кто не рожал от мужа до 23 лет, все равно отправлялись на оплодотворение. Оставались старые связи старых педагогов. И очень старые запасы «Постинора».

***
По тиви иногда показывали облавы на тех, кто покупал контрацептивы на черном рынке. Продавцов расстреливали на месте. Покупательниц отправляли на принудительное оплодотворение в тюрьме. На срок от трех до пяти детей. Тюрьма была как свиноферма.

Интернатских девочек в обязательном порядке возили в тюрьму на экскурсию в девятом классе. Заключенные были тихие беременные бабы в халатах и ночнушках. Они жили по 4 человека в комфортабельных камерах с телевизором и следили друг за дружкой. Если с одной что-то случится, остальным добавят срок. Юльке запомнилась девочка из карцера. Она попыталась повеситься на веревке, сплетенной из ночнушки. И ее лишили одежды до самых родов.

Юлька твердо знала, что лучше умереть, чем жить … так. Лучше быть застреленной за сопротивление при аресте при покупке контрацептивов. Но пока ей везло.

Ее старый педагог, Софья Модестовна, познакомила ее с Юрием. Юрий раньше был провизором, а сейчас стал знаменитым кондитером. Иногда он продавал балеринам от Софьи Модестовны пирожные с особой начинкой. Четыре прошлых пирожных стоили Юльке почти всех накоплений. Пятое оставит ее без средств. Дальше – стационар тюремного типа. Там сластей «с воли» уже не будет.

***
– Привет, дорогая, – прошептал ей в ухо оплодотворитель.

Он был крупный и мускулистый и пах чем-то ненавязчиво свежим. Оплодотворители были, в общем, неплохие ребята. Все здоровые и симпатичные. Некоторые девочки клялись, что крутили с ними романы и даже видели небо в алмазах по ночам. Юлька не могла. Она отвернулась и закрыла глаза.

После больницы счет шел на часы. Нужно было успеть принять особое пирожное после того, как все обязательные анализы на уровень гормонов в крови уже сданы. И до того, как будет слишком поздно.

24 часа. Юлька привычно сунула палец в анализатор в ванной. Незаметный укол. Капелька крови переварена автоматикой. На мониторе – привычные уже нормальные цифры и пожелание удачного зачатия. Сейчас где-то в Центре контроля над зачатиями в ее файле появилась запись, что у нее все хорошо и гормоны в норме.

36 часов. Юлька слила воду в туалете, зная, что даже ее унитаз стучит на нее в Центр.

48 часов. Юлька позвонила Софье Модестовне и попросилась «на чай» – поздравить с наступающими праздниками.

60 часов. Софья Модестовна по пути домой зашла в кондитерскую на углу и купила коробочку эклеров.

71 час. Юлька проглотила свое пирожное. И что-то внутри отпустило. Теперь главное дождаться месячных. И получить несколько месяцев передышки – пока ее будут обследовать. Прежде чем направят на искусственное оплодотворение.

***
31 декабря Юлька проснулась совершенно счастливой. Потому, что среди ночи ей пришлось принимать обезболивающее. Это значило, что эклер не подвел. И у нее есть несколько месяцев. Можно попробовать выйти на контрабандистов и попытаться перейти границу. Ей, балерине, дадут вид на жительство по упрощенной схеме, в течение полутора часов. Хоть в Америке. Хоть в Европе.

Пять лет назад несколько человек из Большого поехали в отпуск на сплав по горным рекам и не вернулись. По слухам, построили дома где-то в глухом сибирском лесу, над которым отслеживающие спутники пролетают очень редко. Юлька бы подалась в леса, но в одиночку и зимой это будет самоубийством. Поэтому нужно было затаиться, выждать и убедить Софью Модестовну, что Юльке пора бежать.

Софья Модестовна была из последних. Из тех, кого задержали прямо на паспортном контроле в тот день, когда Занавес опустился снова. В учебниках истории Отечества эту дату описывали как День независимости от всего мира. Это был день, когда было решено оградить Россию от влияния других стран.

Все переезды были запрещены и все посольства были закрыты в тот момент, когда труппа Большого отправлялась на гастроли в Нью-Йорк. Все прошли паспортный контроль, и только Софья Модестовна осталась, потому что за секунду до того, как пограничник поставил ей в паспорте штамп, свободу передвижений отменили. Труппа улетела и не вернулась. Софья Модестовна осталась и проклинала каждый свой день.

По слухам, контрабандисты переходили границу и даже выводили иногда людей. Но тиви почти каждый месяц показывало репортажи с наших рубежей, в которых обязательно присутствовал бравый майор или капитан, и трупы повешенных нарушителей закона на заднем плане.

Но сегодня праздник. Сегодня новости можно и посмотреть. Юлька ткнула в кнопку на пульте. Телевизор рассказывал о елках, карнавалах и праздничном шествии, организованном благодарными трудящимися. Юлька переключилась на канал «Россия-3». На экране была фотография Насти Барановой.

Настя солировала в Большом, когда Юлька заканчивала балетное училище. Она продержалась в солистках до рекордных 24. Потом уехала отдыхать и вынашивать ребенка в Сочи и не вернулась. Говорили, она утонула. Говорили, сорвалась со скалы. Шептались, что она переплыла на надувном матрасе море и вышла из воды на одном из турецких курортов. Однажды Юлька даже слышала, что Баранова нашла умельцев, которые деактивировали «жучок» в ее теле и смогла перейти границу благодаря этому.

– И новости из-за рубежа, – говорила дикторша в телевизоре. – Зверское убийство, обычное для Франции и шокирующее для нас, жителей России, произошло вчера в Париже. Неизвестная женщина была обнаружена мертвой в номере отеля. Экспертиза позволила опознать в ней нашу бывшую соотечественницу Анастасию Баранову…

Юлька присела на краешек кресла. Ничто не случайно – учила ее Софья Модестовна. Такие новости появляются только в назидание и для устрашения. Это предупреждение. Юлька вспомнила, что прошлой весной Министр внутренних дел отчитался о запуске дополнительных спутников системы отслеживания граждан, которая позволила свести преступность в России практически к нулю.

Значит, теперь они могут находить людей и за границей. Значит, такие новости теперь будут появляться постоянно. И значит, «жучок» Барановой все еще работал. На экране тем временем пошла заставка местных новостей. Юлька подняла было пульт, чтобы выключить телевизор, но знакомая улица на экране привлекла ее внимание. Она сделала погромче.

– Пожар в кондитерской «Шоколад» унес жизнь Юрия Ковальчука, известного на всю страну кондитера. Он бросился в огонь, чтобы спасти свою книгу рецептов, и в этот момент потолок в здании рухнул. Люди несут к любимой кондитерской цветы, свечи и шоколад… Прощание состоится…

Юлька похолодела. Ничто не случайно. Но как узнали? Кто? Она схватила мобильный и, не глядя, нажала на кнопку 2, за которой был закреплен домашний номер педагога.

– Софья Модестовна, вы видели? Юру убили! – сказала она в трубку.
– Кто это? – требовательно ответил казенный мужской голос. – Назовите себя. Это полиция, отдел расследований.

Юлька бросила трубку. Времени осталось в обрез. Она сделала, как учила Софья Модестовна. Разобрала мобильник и выбросила части в мусоропровод. Схватила давно приготовленный рюкзак с парой смен белья, оделась слоями и обула теплые удобные ботинки. Оставила дома паспорт – в нем дополнительный чип, его отследят в первую очередь. Раньше россиянам ставили под кожу чипы, как собакам. Но последние 5 лет в кровь вводили нано-роботов, разработанных в Сколково. Чип можно было найти и вырезать. Кровь не сольешь и не процедишь…

Юлька забежала на кухню, ссыпала в рюкзак содержимое вазочки с конфетами. Огляделась. У мойки висели ножи – Юлькина гордость и лучшая вещь на кухне. Девочки и Софья Модестовна скинулись на эти ножи из прекрасной стали на ее новоселье. Юлька очень их любила и даже готовить научилась, только чтобы уметь ими пользоваться. Вот этот, мясницкий, острый как бритва и страшный, как смерть. Сырный. Овощной. Юлька взяла свой любимый универсальный нож средней длины. Им она пользовалась чаще прочих, он ловчее всего лежал в руке.

«Воткну в живот, когда поймают, но в тюрьму не пойду», – решила она и поняла, что не боится. Пока там разберутся, пока заметят. Если повезет, она умрет в машине от внутреннего кровотечения.

Юлька вышла на балкон и посмотрела вниз. К подъезду подъехала черная машина с тонированными стеклами. «Случайностей не бывает», – напомнила себе Юлька. Она вышла из квартиры, закрыла дверь на три замка и поднялась наверх. У нее давно был ключ от чердачной двери. От нее не ожидают прыти – она же бестолковая балерина. Значит, есть шанс уйти. Хотя бы ненадолго. Юлька поднялась на чердак и снова заперла за собой дверь.

Она осторожно посмотрела с крыши. Черная машина стояла у крыльца. Юлька перебежала на другой конец крыши, зашла в седьмой подъезд, вызвала лифт, спустилась и вышла на улицу. Надела капюшон, сунула руки в карманы и пошла к метро. Не бегом. Но и не медленно.

***
Шансов у нее все равно нет – ее засекут если не системы отслеживания чипов, так камеры. У нее был простой план – заставить их побегать как следует. А потом тихо воткнуть себе нож в живот и умереть. Она спустилась в метро и села в поезд в сторону центра. Под землей ее чип не отследить. А в центре сегодня толкучка, новый год все-таки. Определить ее в толпе будет очень непросто.

Юлька третий час каталась по кольцевой линии, когда на экранах в вагонах начали крутить экстренные сообщения. Юлька увидела лица трех девочек из труппы, еще пару из тех, с кем училась. И поспешно вышла, не дожидаясь своего портрета. Все вагоны оборудованы кнопками экстренного вызова, и бдительные пассажиры сдадут ее, не задумываясь. Юлька вышла на улицу.

Кругом были люди. Они смеялись, шутили. Кто-то пел. Мимо прошла веселая компания с бенгальскими огнями и хлопушками. Юлька тихо брела туда же, куда и все. Ей было интересно, сколько времени займет поиск ее местоположения теперь, когда она вышла из метро. Она заприметила впереди сквер. Там шумели, пели, сверкала огнями елка. Юлька решила сесть на лавочку и воспользоваться ножом. Никто даже не заметит. Мимо на большой скорости проехала черная тонированная машина. Юлька остановилась. Уже?

Вот пронеслась еще одна. Послышался звук сирен и шум вертолетов. «Неужели все меня брать приехали?» – удивилась Юлька. Ее преступление было, конечно, серьезным. Но не настолько, чтобы устраивать заметную облаву и погоню. Ей казалось, что ее должны будут взять тихо, спокойно и не привлекая внимания гуляющих. Мимо пронеслась еще одна машина. Что-то просвистело над головой.

Юлька достала из рюкзака нож. Расстегнула куртку. Приставила лезвие к животу чуть повыше пупка. Решила посмотреть на елку перед тем, как… Прямо на нее летели сани. Огромные сани с бубенцами, запряженные парой оленей. Они зависли перед Юлькой, и правый олень выдохнул пар прямо ей в лицо.

– Залезай! – закричал кто-то. – Залезай скорее!

За санями нарастал звук сирен. Она все еще держа нож двумя руками у живота. Сверху стрекотали вертолеты. Огромный мужик с бородищей махал ей руками из саней и кричал.
– Ты совсем мозги отморозила? Петрова? Залезай!

Она медленно опустила нож и огляделась. Вокруг собралась порядочная толпа. От елки к ним ехали черные машины – медленно, очень медленно, потому что люди запрудили дорогу. Над домами маячили два полицейских вертолета. А перед ней нетерпеливо позвякивали бубенцами … сани.

Замедленное кино вдруг кончилось, и все стало происходить очень быстро. Мужик выскочил из саней, схватил ее за шиворот и поволок. Она споткнулась и упала бы, но он поднял ее, как щенка, и зашвырнул в сани. Вскочил в них сам и громко свистнул. Олени фыркнули и рванули вперед. Сани покатились быстро, быстро, еще быстрее. Толпа осталась позади и внизу.

Юлька перегнулась через борт саней и посмотрела вниз. Они летели, набирая скорость, на высоте третьего этажа. По дороге за ними ехали пять… нет, шесть черных машин. Сверху сани сопровождали два вертолета. Завывали сирены. Звенели бубенцы.

– Вы… дед? – спросила Юлька, прижимая к себе рюкзак и нож.

– Дед, дед, – сказал мужик, не оглядываясь на нее. Он слегка потянул на себя вожжи и сани стали круто забирать вверх, и, наконец, поднялись над домами. Послышались выстрелы – вертолеты летели за ними не просто так.

Мужик резко повернул влево, сани зашли на крутой вираж, Юлька почувствовала, что сейчас вылетит, и вцепилась в борт. Ее нож и рюкзак выпали – и пропали.

Черные машины пытались гнаться за санями понизу, но быстро отстали в запруженных переулках с односторонним движением. Вертолеты то нагоняли их, то отставали. Периодически оттуда постреливали, но промахивались. Сани стремительно летели над центром Москвы.

– А вы… – нерешительно сказала Юлька.

– Письмо. – Сказал мужик. – Ты написала письмо. Не только спецслужбы читают все письма. Дед Мороз всегда получает то, что ему написано.

– Но я же просила…

– Ну кто такое у Деда Мороза просит, дура-Петрова! – сказал мужик с досадой.
Он опять натянул вожжи, и сани повернули. Вертолеты непостижимым образом моментально уменьшились и явно отстали. – А что раньше тебя не забрал. Ну так понимать надо – мы только в новогоднюю ночь и можем…

– Мы? – спросила Юлька.

– А ты думала, кто-то может справиться со всеми подарками в одиночку? Ну и тройка коней не летает, пришлось брать упряжку взаймы у Санты. Мы сотрудничаем.

Мужик оглянулся, борода задралась ему на лицо. Он сердито мотнул головой, сорвал оказавшуюся фальшивой бороду, и сунул ее в руки Юльке.

– Обзор загораживает, – сказал он.

И тут мимо них просвистел снаряд. Сани вильнули, олени налегли.

– Авиацию вызвали, – оскалился дед. – Сейчас начнется.

Сани виляли в воздухе, а мимо них, как черные тени, проносились самолеты-истребители, заходя на новый круг. Иногда что-то свистело рядом и взрывалось чуть в стороне. Народ внизу громко кричал, принимая снаряды за фейерверк.

– Сейчас на твой чип наведутся, – сказал ей дед. – Держись крепче. Как скажу – бросай в них бороду.

Юлька оглянулась назад и увидела близко-близко ракету с красной головкой.

– Бросай! – услышала она, и отпустила бороду.

В воздухе за санями начался вдруг буран, закружились снежные вихри, и ракета отстала. Справа пронеслась вдруг рубиновая звезда – они кружили над Кремлем. Слева пронесся еще один самолет, готовясь выпустить ракету.

– У тебя есть другая борода? – спросила Юлька.

– Нет больше бород. Надо убираться отсюда, пока они опять самонаводящейся не жахнули. Лови снежинку!

– Что? – не поняла Юлька.

– Снежинку лови, Петрова! Сейчас куранты бить начнут. Если снежинка не растает за 12 ударов, загаданное желание исполнится.

Часы на башне мелодично зазвонили.

– Что загадывать-то? – в отчаянии закричала Юлька. Мимо саней просвистел еще один снаряд, и разорвался над толпой на Красной площади.

– Лови, давай! – крикнул дед. Хотя какой он без бороды дед – крепкий крупный мужик лет сорока.

Юлька протянула совершенно замерзшую руку, и с первым ударом часов на ее ладонь опустилась снежинка. Толпа внизу восторженно закричала. «Пусть все это кончится!» – загадала было Юлька. Часы пробили еще. «Нет, так не годится», – подумала вдруг Юлька, когда мимо них просвистел и взорвался снаряд – совсем рядом, только руку протяни. Часы пробили еще раз, гул толпы внизу нарастал. Юлька смотрела на снежинку на своей ладони, и ничего не приходило ей в голову. Еще удар. Сани круто ушли влево и мимо просвистел еще один снаряд. Удар курантов.

– Ну, Петрова! – зло прокричал ей дед.

– Пожалуйста, пусть все кончится хорошо, – прошептала Юлька еле слышно с очередным ударом.

Она смотрела на снежинку на своей ладони. Часы били. Ветер бросал ей льдинки в лицо. Дед заставил оленей еще поднажать. Часы ударили в седьмой раз. Снежинка не таяла.

– Хорошо, пусть все это кончится хорошо, – шептала Юлька. Они рывками удалялись от Красной площади и бой часов слышался все тише. Снаряды свистели то слева, то справа, и в сани пока не попадали.

© Мария Скатова, Роман Агафонов